Новый вызов для Москвы: с Абхазией надо что-то делать, но что - не ясно

После Нового года в Абхазии случилось несколько нападений на россиян, подолгу живущих в стране. Самым резонансным из них стало покушение на предпринимателя Михаила Еваленко в Пицунде, где бизнесмен жил пять лет.

Уже давно было понятно, что рано или поздно специфические проблемы республики нанесут удар по ее репутации. Но в скором будущем имиджевые проблемы в связи со всем этим могут быть у России. Из четырех непризнанных и частично признанных союзников вдоль границ РФ только в Южной Осетии сравнительно нормальная жизнь. А подававшая надежды своей внутренней свободой и демократичностью Абхазия скатилась к уровню ЛДНР с их непрекращающейся внутренней междоусобицей и явными проблемами в области безопасности.

Проблемы у россиян в Абхазии давно, недвижимость у пенсионеров и не только отжимали еще 10−15 лет назад, и уже тогда эти истории оказывались иногда в лентах российских СМИ. Но чисто статистически количество таких сюжетов не переходило умозрительную грань «естественности» для вышедшего из 90-х российского общества. Тем более, что в абхазских масштабах любые подобные преступления — это «штучный товар». По России в те времена гуляли тысячи «черных риелтеров», отнимавших жилье у бедолаг. Автор этого текста своими глазами видел почти брошенную деревню в Ивановской области, куда вплоть до середины нулевых, пока одну из банд не закрыли в полном составе, отселяли лишившихся жилья московских алкашей. Одним словом, на таком фоне происходящее в республике не выходило в основном за рамки обыденности.

Но проблема в том, что Абхазия так и осталась в том времени, если не скатилась назад, к началу 90-х годов. А в России так или иначе уже давно произошел перелом — банальная уголовщина давно пресечена, сегодняшний преступный мир — это сетевые мошенники и кибер-преступность. Прийти и занять чужую квартиру, пока хозяин отъехал на неделю, — такого просто не бывает. Так же как рейдерский захват предприятия — дело возможное, но тонкое, требующее высочайшего уровня связей и подготовки. И то, речь никогда не идет о том, чтобы «увести актив». Скорее, это история о «слияниях и поглощениях».

И здесь — почва нынешнего столкновения России с абхазскими реалиями. Количественно преступлений в отношении россиян не намного больше, чем раньше. Не особо замеченной российскими СМИ осталась и история убийства белорусского предпринимателя Клемантовича, оно было совершено с крайней жестокостью. Вся проблема лишь в том, что в силу информационной прозрачности последних лет каждый такой инцидент показывает российскому обществу территорию, живущую по диким законам 90-х и не планирующую из той эпохи выбираться.

В Абхазии инвестиционный проект понимают по старинке
Есть проблемы особого рода и у российского бизнеса, вкладывавшего в экономику Абхазии на протяжении последних 15 лет. В республику всегда текли «лишние» деньги. Из накачанной денежной массой российской экономики нулевых годов. Это всегда были рисковые кейсы, и если что, масштаб локальных потерь редко был больше, чем сверхдоходы от новых проектов. Но времена изменились. Когда успешные отраслевые игроки работают с доходностью максимум 10−15%, а основная часть компаний балансирует на грани рентабельности и никаких взрывных проектов не предвидится даже в отдаленной перспективе, никто просто так никому ничего не подарит.

В Абхазии же сохранилось отношение ушедших времен. Инвестор в идеале — это фигура частного предпринимателя, средства которого подлежат чуть ли не законной «утилизации» на месте. Давно сложился круг людей, чье благополучие в течение последних десяти и более лет основывалось именно на «мутных» схемах с участием частных российских инвестиций.

Теперь же, когда времена изменились, попытка российских партнеров рассматривать даже рейдерство как хозяйственные конфликты наталкивается со стороны абхазских оппонентов на откровенный бандитизм, угрозы применения насилия, попытки физического вытеснения за пределы республики и дальнейшего недопущения в страну.

Это чревато. В Абхазии не знают современной российской практики политического, отраслевого и медийного давления лоббистских структур. Республика в этом отношении очень уязвима. И если «консорциум» пострадавших будет продолжать наращивать лоббистскую активность, последствия для экономики могут быть очень серьезны.

Сейчас инвестиционный проект — это корпоративная история сотрудничества институций, обеспечивающих финансирование и занимающихся практической реализацией проекта. В Абхазии инвестиционный проект понимают по старинке — как воплощение личных отношений, дружбы, совместных застолий нескольких влиятельных людей. Один дает деньги, другие его крышуют. Абхазский бизнес настаивает на работе в тени, российский бизнес в принципе выкидывает из работы личные отношения. На этом уровне тоже случилось немало столкновений.

Преследования россиян — следствие общего хаоса и упадка в стране
Ситуация объективно сложная. Сейчас предприниматели, журналисты, высказавшиеся по теме политики, требуют от Москвы динамичных и жестких решений. А неповоротливость официальных инстанций воспринимают как привычное для российской культуры «нам не жалко людей». Но на самом деле все сложнее. Здесь происходит столкновение не с привычной для политики и дипломатии историей давления и притеснения на этнокультурной почве. Здесь преследования россиян — следствие общего хаоса и упадка в стране. Власти не контролируют ситуацию, правоохранители стараются эффективно работать, насколько это возможно в условиях катастрофической нехватки ресурсов. И то, им доступно преследование обычных бандитов, но они не могут расследовать рейдерские сюжеты, потолок возможностей правоохранительной системы очень низкий.

Это новый вызов, мало у кого в мире есть соответствующий опыт. Как модерировать последствия упадка в соседней стране? Все знают, что Сомали далеко, в этой части мира пока не наработан такой опыт.

Но вот имиджевые проблемы у Москвы не за горами. Одно дело — вышедшие из войны (хотя уже довольно давно), а потому переживающие состояние гуманитарной катастрофы донбасские республики. И другое дело — страна, которая независима уже 25 лет, десять из которых ее независимость признана Россией. Это действительно новый вызов для Москвы. Что-то делать надо, но что — не ясно.

В Абхазии внутреннего ресурса для нормализации нет — это сто процентов. Для этого нужны крепкая власть, репрессии, управленческий интеллект и большое количество денег.

А у России нет и никогда не было действенных механизмов содействия в преодолении соседними странами кризисов государственности. Пока это своего рода геополитический тупик.

Антон Кривенюк, специально для EADaily