Кинорежиссер Эсма Апсны: я не боялась снимать фильм против ИГ

О том, как абхазка по происхождению Эсма Апсны решилась снять фильм о запрещенном в России и ряде других стран" Исламском государстве", обсудил с молодым режиссером для Sputnik Лев Рыжков.

Известный британский режиссер Алан Паркер говорил, что кино – это зеркало жизни. Но жизнь – процесс очень непростой. И бывают в жизни, например, такие темы и явления, снимать фильм о которых не решится ни один продюсер. Например, ни одна статусная кинокомпания никогда не сделает фильм о том, как происходит вербовка в ряды запрещенного в России и ряде других стран "Исламского государства". Страшно такое снимать.

А юная, хрупкая девушка из Петербурга, абхазка по происхождению, взяла да и сняла фильм, на который никогда бы не хватило духу ни одному из серьезных кинематографистов. Фильм называется "Темная сторона разума". А девушку-режиссера зовут Эсма Апсны. Журналист Sputnik Лев Рыжков пообщался с Эсмой и узнал о риске, которому подвергалась съемочная группа, о чудесах на съемочной площадке и многом другом.

Группа риска — идеалисты

— Эсма, взяться за тему вербовки молодежи в ИГ вас заставил какой-то конкретный случай?

— Таких случаев много. Я слышу о них. Лично у меня друзей, которые завербованы, нет. Но я очень много знаю людей, проживающих, например, в Узбекистане. И я знаю, что оттуда в Сирию уезжают даже целыми семьями. Это немыслимо звучит, но они уезжают. И дело не в том, что это люди какие-то глупые. А в том, насколько профессионально действуют вербовщики.

Кроме того, я состою в нескольких интернет-сообществах. И там я встречаю много реальных жизненных историй. Вот, допустим, такая: юноша с девушкой поженились. Каким-то образом его завербовали. Но он тащит молодую жену за собой. И она решается на то, чтобы анонимно написать в группе: "Что мне делать?" Потому что муж потерял свою личность. Стал другим человеком.

— А в Абхазии есть вербовщики ИГИЛ?

— Абхазия очень маленькая, и там все друг друга знают. Я не слышала, чтобы у нас были вербовщики, чтобы кто-то уехал в Сирию. Абхазия застрахована ввиду малых размеров. Все на виду. Все друг друга знают. И новости распространяются очень быстро. Скрыть что-то очень сложно. А настоящие зоны риска – мегаполисы. Москва, мой родной Санкт-Петербург.

— А почему так происходит?

— Обыватель думает, что добровольцев набирают в Дагестане, в Чечне. Но по-настоящему вербуют – в Москве! Ведь в Москву съезжается очень много людей. И вот родители отправляют туда детей-отличников, которые всегда учились на пятерки, прилежных, которые не курили даже сигареты, не пили и приходили домой в девять часов вечера. А потом мама своего ребенка не узнает. Его будто подменили. И некоторое время спустя он оказывается в Сирии. Я знаю о таких случаях.

Был громкий случай, когда студентка из Москвы поехала в ИГ. И я догадываюсь, почему это происходит даже с детьми из благополучных семей.

— И почему?

— Потому что человек был одинокий. Он может быть очень хороший, замечательный. Но он одинокий. И очень слаб в своей религии, то есть в православии. А когда человек слаб в своей религии, ему очень легко навязать другую.

— То есть в группе риска – молодые одинокие девушки?

— Это студенты первого, второго, третьего курсов. Подростковый возраст не до конца закончился. Психика неустойчива, неуравновешенна, ценности до конца не закрепились. Такими людьми очень легко манипулировать. И обычно в таком возрасте люди – максималисты с упрощенной, утрированной картиной мира. Они – легкие жертвы.

— Как можно предотвратить побег чада в ИГИЛ?

— Чтобы ничего этого не было, родителям надо больше внимания уделять своим детям. Уделять внимание надо не только деньгами. Я понимаю, если человек 24 часа на работе, сложно вникнуть в проблемы ребенка. Но раз уж вы родили человека, надо быть с ним друзьями. Это не значит, что ребенок должен приходить и рассказывать все подряд: с кем кушал, завтракал, гулял. Но он должен вам доверять.

— Получается, воевать в Сирию едут исключительно чистые душой люди?

— Туда едут две категории людей. Первая — это люди наивные, добрые, чистые, жертвы искаженной информации. И когда они туда приезжают, уже обратного пути нет. На 99,9% никто не возвращается. А вторая — люди, которые прекрасно понимают, куда они едут и зачем, которые далеки от духовных ценностей.

Я знакома со свидетельствами людей, которые каким-то чудом вернулись из Сирии. Так вот, им было стыдно. Один из них, глубоко верующий человек, говорил: "Я боялся, что умру, окажусь перед Богом, а он спросит, а за что ты умер? И среди кого? Среди убийц и насильников. Я вообще считаю, что нет худшего греха, чем прикрываться именем Бога".

— А бывает такое, что у человека проблемы с деньгами, и он заработать хочет?

— Многие едут исключительно из-за денег. А ИГИЛ платит очень хорошие деньги. Но не факт, что вы сможете их потратить.

Съемки с Божьей помощью

— А как у вас родилась идея фильма "Темная сторона разума"?

— Идея родилась в соавторстве с Валидом Алькобпланом. Это мой друг, который учится в Санкт-Петербурге на врача. Мы давно дружим, еще со второго-третьего курса. У него мама из Саудовской Аравии, папа живет в Дубае. Мы с Валидом одновременно пришли к мысли, что надо про ИГ снять. В один день. Это странно, но это так. Мы по телефону созванивались. И вот как-то в один день это пришло. Я не могу даже сказать, кто именно автор идеи.

И мы начали писать сценарий короткометражного фильма. А это было сложно, потому что я – православная, а Валид – мусульманин. А мы хотели снять про исламский мир, и этот фильм должен не обидеть чувства людей, не задеть их, а, наоборот, возвысить религию. Очень многие удивлялись, говорили: "Почему ты, православная, снимаешь про мусульман?" Я считаю, что Бог – один, и главное, чтобы человек шел правильным путем, к добру.

— Насколько я знаю, фильм вы сняли на собственные средства?

— Никто не хотел помогать. В Дубае у многих людей есть финансовые возможности. Но они не хотели. Потому что они понимали, что участие в съемках, возможно, принесет им много проблем. Они по-своему Валида как-то отговаривали. Но он сказал: "Я все равно пойду до конца. Я все равно это сделаю".

— То есть продюсером был Валид?

— Да. Он же сыграл главную роль. Другие люди просто не соглашались.

— Ему угрожали?

— Да. Такое было. Во время съемок неоднократно звонили и говорили: "Вы что делаете? Играетесь? Ну, мы вам поможем в таком случае. И для вас это закончится не наилучшим образом". Но мы шли до конца.

— А съемочную группу легко было собрать?

— Мне было съемочную группу сложно собрать, потому что многие не понимали – кто такие ИГИЛ, что это? Они говорили: "Нас это не касается, мы далеко!" Но ведь на самом деле мировые войны из-за такой "мелочи", из такой крупицы и разрастаются. На самом деле ИГ — очень кровожадный враг, очень страшный. И если все время закрывать глаза, завтра он постучится в нашу дверь. Или даже не постучится, а выломает. Уже спасения нигде будет не найти.

Поэтому я считаю, что равнодушие — большой грех. Один совершает зло. Другой думает: "А, ладно! Меня это не касается!" Но равнодушный будет за это наказан. Ведь бездействие — это тоже действие.

У нас в фильме нет титров. "Темная сторона", наверное, – единственный фильм в мире, где, можно сказать, нет титров. Я с уважением относилась к выбору людей. Переспрашивала по два раза. Ведь это ответственность не только за свою жизнь, но и, возможно, за жизнь близких. В общем, в фильме нет никаких фамилий, кроме трех. Моей, Валида и оператора. Тот долго сомневался, но потом присоединился к нам. Решил, что гордиться сделанным можно.

— А почему, Эсма, именно вы такая бесстрашная?

— А чего бояться? Страшно, мне кажется, прожить бессмысленно жизнь. Вот это страшно. И потом я – верующий человек. И для меня важнее послесмертие. Не знаю. Для меня важны добрые поступки, благородство.

— Сами съемки проходили легко или трудно?

— Если я вам скажу, вы можете не поверить. Нам помогал Бог. Это правда. У нас были очень сжатые сроки. Мы не могли себе позволить то время, которое нам бы хотелось. И нам Бог все давал. Я много снимала. "Темная сторона…" — не первая моя работа. Но с такой помощью я сталкивалась впервые.

— То есть подворачивались возможности?

— Абсолютно! Мы снимали прошлым летом в Санкт-Петербурге. Причем это было самое худшее лето, которое я помню. 17 июля шел снег. А мы снимали три дня. И в дни съемок было солнце. Можно сказать, конечно, что – да, это стечение обстоятельств. Но это было бы неправдой.

Еще бывали определенные моменты… Допустим, мы приезжаем на локацию. А главный герой надел не ту обувь. Надо ехать обратно. И тогда мы не успеем. И тут понимаем, что он должен быть босым. Он ведь молится. И было много таких моментов. Получается, либо мы самые везучие люди в мире, что маловероятно, либо нам кто-то помогал.

— Расскажите, сколько можете, о сюжете фильма.

— Это история двух друзей, одного из которых вербуют в ИГ. Он думает, что станет мучеником. Второй – его лучший друг – объясняет, что он идет по неправильному пути, и к мученичеству это не имеет никакого отношения. Он будет не жертвой, а, наоборот, палачом. И он находит слова, чтобы отговорить своего друга. Но люди, которые занимались вербовкой, этому не рады по той причине, что они теряют достаточно большую сумму. И тогда они решают отомстить.

— То есть концовка трагическая?

— Не скажу. Могу только сказать, что она заставляет задуматься, и уже каждый зритель может понять сам – плохо или хорошо закончилась история.

— А где можно посмотреть ваш фильм?

— Мы хотим отправить фильм на фестивали. А потом обязательно выложим в интернет. Обязательно. Люди могут посмотреть. Но это попозже. Для тех, кто не знает — если выкладываешь фильм в интернет, на фестиваль его отправлять уже нельзя.

Стояла перед Фазилем как школьница

— Эсма, а расскажите о себе? Как вы пришли в кинематограф?

— Я училась в Санкт-Петербурге в Институте кино и телевидения у Виктора Семенюка – Царство ему Небесное. Он был заслуженный документалист и очень безжалостный, строгий тиран. Но я чувствовала, что он на самом деле любит и меня, и то, что я делаю. Но он был очень жесток. И когда я его спрашивала, почему он так с нами обращается, он говорил, что жизнь будет обращаться еще жестче. Я ему благодарна, потому что он меня закалил.

Скоро буду получать диплом, надеюсь, получу — во ВГИКе у Юрия Кары. Он полная противоположность моему первому наставнику. Теперь я учусь делать художественные фильмы. Юрий Викторович — очень мягкий, добрый наставник, все время подбадривает.

Первые мои работы, естественно, были документальными. Если коротко, то все мои документальные фильмы о людях, которые прошли очень сложные испытания в жизни. А затем у меня были короткометражные художественные работы.

— Правда, что вы экранизировали Фазиля Искандера?

— Да. Он мне подарил права на рассказ "Ремзик". В Абхазии Фазиль Абдулович – национальный герой. Президента найти легче, чем его. Но мне достали его номер телефона. И я позвонила. Подняла его супруга, Антонина. Я пришла к ним в гости. И они подарили мне права на экранизацию. Мы никакие документы не подписывали. Потому что абхазы, и слово у нас дороже.

Потом я сняла работу, привезла. Стояла как школьница. Невероятно волновалась. Потому что я прекрасно видела погрешности в фильме. Думала, что Фазиль Абдулович, возможно, их замечает.

— И что он сказал?

— Он мало разговаривает в связи со своим возрастом. Но есть люди, от которых исходит невероятная энергия, заряжающая все вокруг. Мне его улыбка и глаза сказали больше всяких слов. А его жена сказала, что это хорошая работа. Ей понравилось. Кое-какие помарки подправила. Ей понравился очень закадровый голос. А я очень большое внимание уделяю таким вещам. Потому что я себе не прощу, если я сниму плохой фильм.

— А снимали "Ремзика" в Абхазии?

— Да. У меня удивительные дети снимались. Один в главной роли, но он был городской. И был деревенский мальчишка-каскадер. Он ездил на лошадях, прыгал с обрыва. Оператор снимал так, чтобы зритель не распознал подмены. Вообще, мы в моем дебютном фильме показывали детей, животных и людей, которым за 80 лет, да еще и с каскадерскими трюками. В общем, все, чего не надо делать начинающему режиссеру.

— А какие съемки оказались самыми сложными?

— Эпизод про старичков. Дело в том, что я не могу голос повысить на пожилого человека. И как-то жестко им не скажешь – они начинают нервничать. И поэтому общалась мягко. Как с маленькими детьми. А у них висят петлички-микрофоны. А я им говорю: "Вот это сделайте, а потом выходите из кадра, вас не видно. Но не разговаривайте!" Значит, они все сделали, сыграли. Выходят и начинают сами себе бурчать под нос: "Ой! Я не очень сказала. У меня челюсть надо поправить!"

— Снимали в деревне?

— Мы начали в Сухуме. Потом переехали в села, Акуаскьа и дальше. Очень хорошо помогали местные жители. Я вообще нечасто в своей жизни встречала людей обеспеченных, готовых пожертвовать чем-то ради чего-то благого… А вот человек, который не имеет, готов последнее отдать. И ты даже не хочешь это брать, а он настаивает. Последнее несет для хорошего дела.

— Этот фильм где-то показывали?

— В Абхазии. По телевидению. У меня с ними договоренность. Я им даю для показа фильмы. Они их не запускают в интернет. Они прокручивают  "Ремзика" в год по нескольку раз.

— А фамилия Апсны – это псевдоним? Или настоящая?

Моя настоящая фамилия Хурхумал. Когда я назвала себя Апсны (Абхазия), я не отрекалась от настоящей фамилии. Просто я подумала, что если мои работы заслужат внимание людей, то люди будут узнавать о моей малой родине. И это также вечное напоминание о том, что я не имею права на ошибку. У меня уже были случаи, когда мне предлагали хороший заработок. Но эти поверхностные фильмы были для меня неприемлемы.

Может быть, я выбрала самый сложный путь, самый долгий. Возможно, благодарный. Возможно, нет. Я не знаю. Время покажет.