Алиса Гицба: есть роли, о которых я мечтаю

Оперная дива, Народная артистка Абхазии, Заслуженная артистка России Алиса Гицба рассказала корреспонденту Sputnik о своих предпочтениях в музыке, творческих планах и детских воспоминаниях о театре.

О любимых ролях, неожиданностях во время выступлений и том, каково выступать на родной сцене, в интервью Sputnik рассказала оперная дива, Народная артистка Абхазии, Заслуженная артистка России Алиса Гицба. Беседовала Наала Авидзба.  

— Когда раскрылось ваше дарование?  

— Оно раскрылось не сразу, хотя я пела всегда. При сухумском Дворце пионеров существовал интернациональный детский хор, капелла. Я пела там со своей сестрой. Мне никогда не давали соло, соло всегда пела моя сестра, но мне очень нравилось. Я быстро выучивала текст. Хор на самом деле был очень хорошим, с интересным репертуаром. Кроме народных песен, мы пели и классику. В первый раз я услышала Stabat Mater Перголези именно в нашем хоре. Я пела несколько частей. Теперь уже я пою это произведение как солистка очень часто. Каждый раз, когда я исполняю это произведение, я вспоминаю свое детство, наш хор и то, как мы репетировали.

— В какой момент вы узнали, что вам не только можно петь соло, но, что у вас настоящий оперный талант?  

— Я готовилась к тому, чтобы стать концертирующей пианисткой. Я очень много занималась, подолгу, у меня был очень строгий педагог, Лариса Ивановна Алиева, в первой музыкальной школе. Она, конечно, выжимала из меня соки, какие только можно было выжать из ребенка. Заставляла меня приезжать к ней домой и заниматься, закрывала меня в своей комнате, где у нее стояло пианино, и я должна  была играть гаммы по три часа. При этом нельзя было останавливаться. Если я останавливалась, она входила и начинала меня ругать, иногда даже била линейкой по пальцам.  

Когда я поступила в музыкальное училище на теоретическое отделение, это стало ужасным ударом для моего педагога. Я понимала, что на фортепиано меня не возьмут, потому что был совершенно бешеный конкурс. Мне об этом сразу сказали. Но были свободные места на теорию музыки. Мы посоветовались дома и решили, чтобы не терять год, а со временем возможно перевестись на фортепианное отделение, поступать.  

Я стала там учиться, и на одном из уроков по музыкальной литературе присутствовал наш директор, Светлана Прокофьевна Кецба. Она услышала, что я умею, оказывается, петь. Я села к роялю и начала разбирать. Помню, как сегодня, это была опера Глюка "Орфей и Эвридика". Я пела за Эвридику, за Орфея, за всех. Пела и играла. Светлана Прокофьевна сказала Жозефине Константиновне Бумбуриди, которая в то время заведовала отделением сольного пения, что на первом курсе есть девочка, у нее есть голос. Мне передали, что меня хотят послушать. Я пришла, попела. Жозефина Константиновна сказала, что будем ставить голос на дыхание и будем заниматься. А мне было всего лишь 14 лет. Для занятия сольным академическим пением это слишком маленький возраст, поэтому занятия у нас проходили в щадящем режиме. Она занималась со мной с любовью и с охотой. Видела, что мне это интересно. Как только у меня была свободная минутка, я ходила к ней. Другие ребята шли на "Амру" кофе пить, а я бежала к Жозефине Константиновне. Она никогда мне не отказывала. Так произошло, что вокал меня перетянул, и в Гнесинку я поступала уже на сольное академическое пение.

— Вас когда-либо интересовало эстрадное пение?

— Был такой момент, что мне было интересно и эстраду попеть. Как раз в тот момент, когда я начала заниматься академическим вокалом, я иногда выступала как эстрадная певица. Я пела песни Леонида Васильевича Чепелянского. Они полуэстрадные, полуакадемические, очень красивые, были интересные распевы. Но манера, конечно, не оперная.

— Что увело вас от эстрадной музыки?

— Жозефина Константиновна сказала мне: "Знаешь, деточка, это все замечательно. Вы с Леонидом Васильевичем хорошо занимаетесь, но ты должна для себя понять, что занимаешься либо эстрадой, либо оперой. И то, и другое в одном флаконе, и ты просто потеряешь голос". Тогда я сделала выбор в пользу оперы.

— Вам приходилось выступать на многих сценах, каково петь на родной сцене, в Абхазии?

— Любой выход на сцену — это всегда полжизни, потому что хочется предстать в самом лучшем виде, хочется показать все, на что ты способен. И просто хочется расположить публику к себе, отдать частичку своей души, это потребность. Это происходит всегда, где бы я ни выступала. А когда я приезжаю домой, это чувство усиливается во сто крат, потому что здесь не просто родные стены, здесь все, с которыми я росла, которые наблюдают за моим ростом, за карьерными свершениями, гордятся, критикуют, любят и в тоже время видят какие-то недостатки. Люди, которые смотрят на меня прицельно, рассматривая сквозь лупу. Это как раз наносит определенный отпечаток ответственности и требует еще большей концентрированности.

— Но уж после концерта дома, наверное, намного уютнее?

— Дома после концерта ты окунаешься в атмосферу своего детства, любви, дружбы, домашнего уюта. Когда все сестры на твоем концерте, мама, папа, все родные. Когда люди остаются довольны, задаривают букетами. Ты не видел их уже несколько лет, и вдруг подходят к тебе, и ты вспоминаешь, как ты с ними раньше взаимодействовал, какие у вас были совместные переживания. Одноклассники, однокурсники по училищу, которых не видел давно, вдруг появляются в твоей жизни снова.

— Насколько, на ваш взгляд, классическая музыка популярна в Абхазии?

— Конечно, популярность классической музыки за последнее время сильно упала. Это заметно. Мы дружим с Эсмой Джения, которая является художественным руководителем филармонии. Она тоже жалуется на то, что мы потеряли публику. На концерты таких звезд, как например, Виктор Абрамян, который недавно приезжал, должно было быть столпотворение. Пришли, конечно, люди, но хотелось бы, чтобы было больше зрителей. Это все колоссальная работа. Должна быть серьезная пропаганда. Надо начинать с музыкальных школ. "Реквием" Верди я услышала первый раз в нашей сухумской филармонии, когда мне было восемь лет. Он произвел на меня такое сногсшибательное впечатление, что мне хотелось вжаться в кресло от страха. Я на всю жизнь его запомнила. Вот эти детские впечатления очень важны. Они влияют потом на духовный, культурный уровень ребенка. Чем больше он видит и слышит, тем лучше он развивается и более гармоничной личностью становится.  

Не обязательно всем детям, которые ходят в музыкальную школу, становиться музыкантами. Но это необходимо просто для развития, потому что музыкальная культура действует на подсознательном уровне. Человек, который занимается музыкой, смотрит шире на мир, у него другие взгляды на мир, более гуманистические. Надо начинать с музыкальных школ, проводить просветительские концерты. Сейчас, кстати, в Московской филармонии появился абонемент на просветительские концерты Владимира Юровского. Замечательный дирижер, который живет в Лондоне. На его концертах всегда аншлаги, потому что он напрямую взаимодействует с публикой, рассказывает сам и исполняет никому неизвестные, забытые шедевры.

— Как вы думаете, такая инициатива прижилась бы у нас?

— Я думаю, что-то вроде этого должно быть и в Абхазии. Не обязательно исполнять никому не известные шедевры, но просто музыкальные произведения, которые проходят в музыкальной школе, музыкальном училище. Их нужно исполнять как можно чаще. Почему бы и в кафе не включить классическую музыку, почему мы все время слушаем эстраду? Классическая музыка такая красивая, особенно Моцарт, Бах. Почему иногда не сделать такую подборку. Прозвучала, допустим, "джага-джага", а потом 40-ая симфония Моцарта. Я уверена, что в это кафе будет больше людей ходить.

— Бывали такие случаи, когда на сцене во время выступления происходило что-то непредвиденное?

— Да, бывало, довольно много. Приходится собирать всю волю в кулак, не дать себе рассыпаться, собраться и делать то, что возможно. Бывают минуты, когда от тебя ничего не зависит. Я уже вышла на сцену, у меня мизансцена. Должен выйти партнер, а он не выходит. Что в этой ситуации можно сделать? Стоять и молиться Богу, чтобы он поскорее вышел. Это очень расхолаживает, и публика тут же начинает понимать, что происходит что-то не то. Но когда выходит партнер, главное, дальше не снизить тот темп, который был до его появления.

— Как партнер после объяснялся с вами?

— Он просто не услышал трансляции. Распевался слишком громко в своем классе и не услышал, когда его звали на сцену. Он так сильно готовился, что пропустил свой выход на сцену.

— У вас есть партия, которая вам особенно дорога?

— Сложно сказать. Например, у меня десять детей. Есть ли среди них любимый? Каждого любишь по-своему. То же самое — мои роли, я даже не могу сказать партии. Как говорит Дмитрий Александрович Бертман (художественный руководитель театра "Геликон-Опера"), партия – это просто ноты на нотном стане. Все остальное — это уже роль, когда ты вживаешься в нее, работаешь над ней. Придумываешь себе образ, влюбляешься в этого персонажа. Пытаешься, даже если это коварная леди Макбет, ты находишь ей какое-то оправдание, любишь ее по-своему. И, например, если спросить меня, Аиду я больше люблю или Макбет, я не могу сказать. Аида  жертвенная, прекрасная героиня, которая идет на смерть ради любимого, а леди Макбет подстрекает любимого на убийство и предательство ради того, чтобы стать царицей, почувствовать власть. Но потом она раскаивается, к ней приходит катарсис. В сцене сомнамбулизма она переживает заново всю свою жизнь. Какой из этих образов я больше люблю? Я не знаю. Они обе мне интересны.

— Какие новые роли вам хотелось бы сыграть?                                                          

— Есть роли, о которых я мечтаю. Это Норма в опере Винченцо Беллини "Норма". Может, когда-нибудь удастся ее спеть. Хотелось бы, конечно. Пока я еще полна творческих сил.

— Как происходит вживание в роль? Вам удается подружиться с любым персонажем?

— В этом плане я, возможно, не очень хорошая артистка, потому что я не понимаю некоторые персонажи. А если я не нахожу им никакого оправдания, то стараюсь сделать так, чтобы мне их не петь. Ты идешь с определенной миссией на сцену. Ты должен показать зрителям всю глубину образа. И для того чтобы быть убедительным, чтобы зритель пошел за тобой, ты должен сам быть в этом убежден. Если образ идет вразрез с твоим характером и твоими представлениями о жизни, ты не сможешь быть убедительным на сцене. Ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке, и это будет мучением и для тебя, и для зрителя. Зачем такие жертвы?

— Какие еще направления в музыке, помимо классической, вам нравятся?

— Я довольно часто занимаюсь авангардной музыкой. Это экспериментальная музыка, которая написана в академическом ключе. Но это новый музыкальный язык, современный. Меня часто приглашают исполнять такую современную музыку, зная мой интерес. Она довольно сложна, и для того чтобы ее исполнять, нужно обладать музыкальным багажом. Эта музыка меня привлекает, я считаю, что ее тоже нужно пропагандировать, выносить в массы, потому что нельзя жить в отрыве от сегодняшних дней. Человек, который находится в социуме, должен идти в ногу со временем, а иногда даже немного опережать его. Так как я исполнитель, и моя миссия — просвещать, я с удовольствием выхожу на сцену и с таким необычным репертуаром.

— Расскажите о своем сотрудничестве с авторами авангардной музыки.

— Из современных композиторов, которых я исполняю часто, это Алексей Рыбников. У меня было такое счастье в жизни, когда он пригласил меня исполнить его симфонию № 5 "Воскрешение умерших". В этой симфонии была вокальная партия, сопрановая. Он написал ее, так выяснилось, как будто бы для меня. Я стала ее исполнять и поняла, что эта музыка абсолютно моя. Он писал это словно на мой голос. С тех пор мы с ним подружились. Эту симфонию я исполняла несколько раз.  

Очень интересный композитор,  с которым я сотрудничаю, одухотворенный, светлый человек, Ираида Юсупова. Она пишет именно под мой голос. Она знает меня, возможности моего голоса. Недавно состоялся интересный перформанс с участием нашей прославленной художницы Дианы Воуба. Она написала картины немного в сюрреалистическом стиле. Картины транслировались на экране, и звучала живая музыка Ираиды Юсуповой, которую исполняла я. Кантата на слова Эвелины Шац. Звучали еще домра и гусли. Это все происходило в Центре современного искусства в Москве. Такой эксперимент. Много людей его посмотрело, остались хорошие отзывы. Есть еще композитор Алексей Сюма, который пишет оперу для меня, Александр Вустин.

— Для людей, которые профессионально не связаны с музыкой, отдых связан с прослушиванием любимых музыкальных композиций. А вам помогает ли музыка отдыхать?

— Я так устаю от звуков, что мне иногда просто хочется тишины. А тишина в наше время такая редкость, оказывается. В последнее время я стала часто наблюдать, что практически невозможно где-то уединиться и посидеть в тишине. Постоянно какие-то звуки. То с пляжа несется какая-то песенка, то машины сигналят, то еще что-то. Чтобы побыть в тишине, нужно куда-нибудь в горы уходить. Музыка сопровождает меня постоянно, и бывают такие моменты, когда хочется от нее абстрагироваться, отдохнуть, чтобы голова просто проветрилась.

— На ваш взгляд, природная красота Абхазии — лазурное небо, зелень, море, горы — это все как-то впитывается и звучит в голосах наших оперных певцов?

— У певцов из Абхазии особенный тембр голосов. Они очень отличаются от других голосов. В них очень много бархата. Богатый тембральный, тоновый набор. Я думаю, что это, конечно, влияет. И климат, и красота природы. Она просто вдохновляет на то, чтобы заниматься творчеством. Невозможно жить в этом краю и не заниматься творчеством.  

— Вы выросли в семье прославленного абхазского актера Шалвы Гицба. Наверное, с самого детства вы часто бывали в драмтеатре, где мы сейчас находимся? Как проходило ваше знакомство со сценой и закулисьем?

— Я не думаю, что папа это делал специально, чтобы приобщить меня к театру. Это была просто вынужденная мера, потому что я ходила в десятую школу, и, когда рано заканчивались уроки, а меня не с кем было оставить дома, папа срывался с репетиции, забирал из школы и приводил сюда. Я дожидалась окончания репетиции, чтобы вместе с ним пойти домой. Но он не заметил того, что я пристрастилась к театру. Мне было очень интересно сидеть на репетициях. Особенно, когда они только начинали прорабатывать пьесу, садились за стол и начинали читать. Это было ужасно интересно. Видеть, как люди, которых я давно знаю, преображаются, как меняется тембр, речь, взгляд становится другой. Когда мне становилось скучно, я начинала бегать по театру, заглядывать во всякие закоулки, в гримерную. Я очень любила костюмерный цех, знала, какой костюм из какой пьесы, кто его одевает.

Мне хотелось выйти на подмостки, постоять рядом со всеми актерами, что-то сделать, хотя бы вынести и сказать: "Кушать подано". Я даже папе сказала о том, что хотела бы стать актрисой. Он сказал: "Ни за что, никогда. Это очень тяжелая профессия. Ты пока не понимаешь. Лучше занимайся музыкой". Я занималась музыкой, но она меня привела в театр.

— И вы не раз выступали в том числе и на этой сцене.

— Мы выступали здесь очень часто. Здесь всегда проводились все правительственные концерты. Я пела здесь в составе хора. Были и сводные хоры разных школ, я помню, когда мы были одеты в плащи, береты в цветах флага нашей республики. Мы любили наш театр, для нас это было честью здесь выступать.  Потом, когда я стала взрослее, стала уже певицей, солисткой театра, я тоже здесь выступала.

— Премьера "Кофейной кантаты" Баха в Абхазии произвела большое впечатление на публику. Это пример необычного исполнения классического оперного музыкального искусства. С вашей помощью абхазский зритель узнал творчество Баха с другой стороны.

— Это шутка гения. Мы все знаем Баха как серьезного композитора, творца полифонических  построений, как хорошо темперированный клавир, хоральные прелюдии, оратории, кантаты. И вдруг вот такая  шутка. Я думаю, это тем самым и было интересно, что такой серьезный композитор вдруг написал шутливую кантату. И речь идет о кофе, который мы все знаем и любим и знаем, как его пить, как правильно переворачивать чашку, чтобы погадать. В Москве кофе почти не пью, а приезжаю сюда, начинаю здесь пить, потому что он разлит в воздухе. Аромат кофе чувствуется везде, по набережной  пройдешь, отовсюду кофе. У меня уже давно зрела эта задумка про "Кофейную кантату".

У себя в театре мы исполняем ее уже 18 лет. Сколько чашек кофе я за это время сварила, страшно подумать. Она не исполнялась в Абхазии, и я подумала, почему бы ее не привезти, если поступило предложение. Это была идея Миши Алхазова. Для наших зрителей, показалось мне, это будет так интересно, необычно. Кофе пьют все, а вот под музыку Баха, с живым исполнением, и, если  получится, чтобы мы сами варили. В нашем театре мы варим его по-настоящему. Действие происходит в кафе, там есть столик, свечи. У каждого своя функция, кто-то разливает, кто-то варит, кто-то разносит. Три солиста и каждый занят своим делом. В конце мы просто встаем и поем, уже как оперные певцы со своими взаимоотношениями.

— Расскажите о концерте, который состоится 25 июля в Пицундском храме.  

— Это дивертисмент-приношение Пицундскому храму. В этом году исполняется 40 лет Пицундскому органу. Мне позвонила Марина Шамба с предложением выступить, так как у нее в этом году все лето выступают наши солисты и приезжают еще органисты из других городов. Она хотела таким образом отпраздновать юбилей органа и предложила мне поучаствовать в импровизированном фестивале. Я подумала, что как раз в этом время здесь будут находиться мои коллеги из театра "Геликон-опера", с которыми мы как раз поем "Кофейную кантату", и постаралась подстроить  так, чтобы они, еще находясь здесь, смогли вместе со мной выступить. Чем слушать меня одну весь концерт, будет гораздо интереснее  слушать еще и другие голоса – тенор, баритон.  

Мы подобрали интересную программу, которая будет состоять из произведений Баха, Вивальди, Моцарта, Шуберта и многого другого. В концерте будет принимать участие ансамбль "Каприччио" под руководством Михаила Алхазова. Присоединится еще наша звезда, молодой, перспективный и ставший уже известным органист Лука Гаделия.  

— Что произойдет в вашей  творческой жизни в ближайшее время?

— Грядет открытие нашего театра "Геликон-опера". 31 октября состоится грандиозный концерт с участием мировых звезд и солистов театра. Наконец открывается новое помещение театра, в котором я работаю уже 22 года. 8 лет наш театр строился, были разные проблемы, никак не могли достроить его до конца. Мы гнездились в конференц-зале на Новом Арбате, даже умудрялись ставить новые спектакли. К нам приходили новые люди, труппа расширялась. Казалось бы, что театра уже не должно было существовать. Вопреки всему он развивался и, наконец, 31 октября откроется наш театр, лучший театр Москвы, а может и мира в плане акустики. Специально для нашего театра разработали полусферы синего цвета, которые будут висеть на потолке. Они называются геликоны, такое ноу-хау. И те солисты, которые уже имели честь попробовать там голоса, говорили, что лучшего театра в акустическом плане не существует.  Мы все с трепетом этого ждем.