Лиана Кварчелия. Что случилось в Абхазии

Существует целый комплекс факторов, объясняющих причины «весеннего обострения» в Абхазии, вылившегося в смещение президента и досрочные выборы. С одной стороны, они связаны с конституционным устройством в стране и уровнем институционального развития; с другой - с особенностями внешнего контекста.

Президентская модель управления в Абхазии со значительной концентрацией полномочий в руках главы исполнительной власти стала источником политических потрясений к концу правления первого президента В. Ардзинба. На фоне крайне сложных экономической ситуации и криминогенной обстановки монополия политической элиты на основные экономические ресурсы вызвала в начале 2000 годов серьезные протестные настроения в обществе, приведшие к смене правящего класса  в результате президентских выборов в 2004 г.

При втором Президенте Абхазии С. Багапш экономическая ситуация несколько улучшилась, но не только потому, что Абхазия стала получать значительную социально-экономическую помощь со стороны признавшей ее независимость России. Президент Багапш объявил политику «чистого листа» в отношении недавних оппонентов. При нем  контроль над экономическими ресурсами стал менее жестким, хотя в широком плане процесс принятия решений не претерпел серьезных изменений в сторону реальной децентрализации.

Третий президент Абхазии А. Анкваб выстроил наиболее жесткую вертикаль в административно-государственной системе, ослабив до предела местное самоуправление. Самая главная претензия к А. Анквабу состояла в том, что он сосредоточил в своих руках процесс принятия решений и контроля за расходованием не только местных бюджетных средств, но и всего комплекса российской социально-экономической помощи. Если учесть, что значительная доля экономической деятельности в Абхазии выстраивается именно вокруг освоения российских финансовых средств, в первую очередь, в сфере строительства социальной инфраструктуры, то подобное централизованное управление неизбежно создавало узкую касту допущенных к использованию российских средств бизнесменов и чиновников, отсекая большую часть предпринимательского сообщества. Попытка регулировать более или менее значимую по объему предпринимательскую деятельность через контроль над внешним инвестированием, замораживание системы кредитования (после провалившейся практики кредитования частного бизнеса во время президентства С. Багапш) также создали неблагоприятную среду для развития среднего бизнеса, что не могло не настраивать предпринимателей против исполнительной власти в лице Президента[1]. Кроме того, внимание экс-президента было сосредоточено в основном на финансируемых извне инфраструктурных проектах, а не на развитии внутренних структур экономики Абхазии, что сделало страну максимально зависимой от внешних вливаний.

Справедливости ради следует отметить, что в отсутствие эффективных государственных и общественных контролирующих институтов президентский контроль за расходованием поступающей из России помощи оказался единственным механизмом, который позволил избежать массового разбазаривания выделенных на Абхазию средств в отличие, к примеру, от ситуации в Южной Осетии. Оценки представителей Счетной Палаты и других высокопоставленных чиновников из России подтверждают, что серьезных претензий к тому, как осваивалась российская помощь в Абхазии, у них нет. Однако если рассматривать ситуацию с точки зрения необходимости выстраивания в Абхазии более эффективной системы управления и создания более справедливой конкурентной экономической среды, то видно, что существовавшая практика вертикального управления страдала отсутствием прозрачной системы государственного заказа и клиентелизмом.
В какой степени победившая оппозиция и примкнувшие к ней бизнесмены заинтересованы в реальном изменении «правил игры», а не в простой замене А. Анкваба на «своего» человека на президентском посту, покажет время. Во всяком случае, конкретные предложения, например, о перераспределении властных полномочий  поступили не от оппозиционных партий, а из среды гражданского общества. Рабочая группа, состоящая из молодого поколения юристов во главе с лидером гражданского общества Алхасом Тхагушевым, подготовила для обсуждения концепцию реформирования политического устройства Абхазии, в основе которой лежит фактический переход от президентской модели управления к парламентской. Именно на нее во время президентской избирательной кампании в июле-августе 2014 г. ссылался кандидат от объединенной оппозиции Р. Хаджимба.

Борьба за перераспределение экономических рычагов – это важная, но не единственная причина майского кризиса. Характер дискурса и риторика не только лидеров оппозиции, но и их сторонников, особенно в социальных сетях, говорит о весьма сильных реваншистских настроениях среди тех, кто чувствовал себя проигравшими в результате первых альтернативных президентских выборов (2004 г.).

В этом смысле и «грузинская карта» в виде вопроса паспортизации мегрельского населения восточных районов могла разыгрываться не только с целью отсечения электората, который с большой долей вероятности отдал бы предпочтение более либеральному в отношении этого населения кандидата. По-видимому, то, в каком ключе ставился вопрос паспортизации, должно было помочь создать «обвинительную базу» против президента, ведь для досрочной смены власти нужны были очень серьезные обвинения в духе «предательства» государственных интересов. Поэтому неслучайным кажется то, что локомотивом в борьбе против А. Анкваба стала «грузинская тема».

Сам экс-президент Анкваб сделал крайне мало для публичного разъяснения своей позиции по ряду острых проблем, включая вопрос паспортизации. Вопрос гражданства всего мегрельского населения Абхазии сам по себе не может иметь упрощенных решений, в том числе подобных тем, которые бывшая оппозиция навязала абхазскому обществу. Однако очевидно, что при всех сложностях, связанных с регулированием вопроса гражданства, для начала надо было хотя бы отделить проблемы, связанные с возможной коррупцией, от других вопросов. А что касается коррупции, то реальной борьбы с ней ни в вопросе паспортизации, ни в других сферах не было.

Волюнтаризм, который проявлялся экс-президентом в принятии решений, в кадровых вопросах, в характере выстраивания контактов с внешним миром, закрытость от общества, минимальный контакт с СМИ – все это создавало почву для недовольства. Однако уверенность А. Анкваба в своих  силах, вероятно, зиждилась на излишней вере в незыблемость принципа институционализированной смены власти (через выборы), по крайней мере, веры в укорененность этого принципа в Абхазии. Очевидно, что  экс-президент сделал ставку на пассивного обывателя (а таких  - большинство), который привык выражать свое мнение в основном в день голосования. Вполне возможно, что, несмотря на определенную степень недовольства, простой обыватель (как из числа этнических абхазов, так и из среды национальных меньшинств) все-таки проголосовал бы за А. Анкваба, ценя его вклад в восстановление социальной инфраструктуры, его уважение к культурному многообразию в Абхазии, а также из-за опасений дестабилизации ситуации. Однако экс-президент не учел, что не обыватели делают революцию. Революцию конструируют другие – политики, бизнес, СМИ. Последним была предоставлена беспрецедентная свобода слова в Абхазии – не было ни одного судебного иска против журналистов, хотя поводов для них было немало. С другой стороны, следует отметить, что и доступ к официальной информации был ограничен, может быть, даже в большей степени, чем при других президентах, так как право на предоставление официальной информации было также монополизировано экс-президентом. «Причудливый симбиоз авторитаризма и демократии»[2] - очень точная характеристика существовавшего до недавнего времени режима, хотя ее можно отнести в разной степени ко всем трем президентствам в истории Абхазии.

Именно «демократическая» составляющая президентского управления позволяла оппозиции вести методичную конкурентную борьбу, в первую очередь, через парламентскую деятельность при поддержке оппозиционных СМИ. Однако тот факт, что оппозиции удалось «одолеть» А. Анкваба отнюдь не через победу на выборах, говорит о незрелости демократической политической культуры в обществе.  Бывшая оппозиция проигнорировала механизмы институционализированной политической борьбы, фактически подменив нормальный политический процесс подготовкой к силовому смещению президента. Будучи представленными в Парламенте и имея свои рычаги для принятия решений, оппозиционеры не сделали необходимых шагов для решения даже локальных вопросов: к примеру, до сих пор не разработано положение о виде на жительство, которое могло существенно снизить накал страстей вокруг вопроса паспортизации.

Дополнительный импульс событиям в Абхазии придал и внешний контекст, связанный с готовившимся подписанием соглашения об ассоциации Грузии с ЕС. Возрождение старой идеи об установлении ассоциированных отношений между Абхазией и Россией могло задумываться как «симметричный ответ» Западу и Грузии. Абхазскому обществу известно, что экс-президент А. Анкваб отказался от идеи подобного договора, считая, что он ущемляет суверенитет Абхазии. Более того, Спикер Парламента и МИД Абхазии сделали довольно резкие заявления в ответ на интервью известного абхазского общественного деятеля Т. Шамба, в котором последний обосновывает выгоды ассоциированных отношений с Россией. Нельзя сказать, что в самой России существовало однозначное отношение к идее ассоциации. Например, МИД РФ занял сдержанную позицию и в отношении вопроса ассоциации и в отношении неконституционных способов смещения президента.

И все-таки, почему силовая смена власти произошла столь быстро? Представляется, что события застали экс-президента и его сторонников, да и большинство граждан Абхазии, врасплох. Общество, как и президент, слишком свыклось с мыслью о то, что в стране устоялась процедура конституционной смены власти. Сам экс-президент отказался отдавать приказы по защите административных зданий и телевидения, которые могли повлечь за собой столкновения. Он же воспрепятствовал и проведению многотысячного митинга граждан, не принявших силовое смещение президента. С другой стороны, в среде отчасти деморализованных сторонников А. Анкваба наблюдалась определенная дезорганизация. А. Анкваб в каком-то смысле попал в расставленную им же самим ловушку; стал жертвой «ручного», как любят говорить журналисты, управления: ушел президент - некому принимать решения. Действиям более организованной оппозиции сторонники Анкваба, пренебрегшие в последние годы партийной работой, не смогли противопоставить серьезный ответ. Тем не менее, сил ветеранских групп хватило на то, чтобы уже после заявления А. Анкваба об отставке предотвратить преследование отдельных чиновников и сторонников сверженного президента. Можно сказать, что баланс в обществе до последнего времени обеспечивали не столько государственные структуры, в том числе силовики, которых к концу избирательного процесса стали все меньше воспринимать как нейтральную силу, сколько наличие ветеранских организаций по обе стороны внутри-абхазского кризиса.        

В целом, то, как произошло смещение экс-президента Анкваба, вызвало неприятие у многих людей – даже тех, кто не был его сторонником. Многие увидели в пренебрежении институтами опасность создания ослабляющих государство и раскалывающих общество прецедентов. В итоге к досрочным президентским выборам Абхазия подошла с не очень утешительными результатами:

1.      Общество находится в состоянии раскола. Беспощадная словесная «война» в СМИ и социальных сетях не оставляет в этом сомнений[3].
2.      Государственные институты слабы и поддаются натиску «площадной демократии». В прецеденте, созданном майскими событиями, бывший оппозиционный мейнстрим видит позитив, считая, что это важный урок для всех последующих президентов. Для мейнстрима не очевидна опасность того, что вместо сложного, многомерного политического процесса и институционализированной борьбы предлагается перманентная угроза дестабилизации.
3.       По-прежнему происходит персонификация власти, хотя широко используется дискурс «реформ».
4.      Депутаты Парламента в большинстве своем явились источником нарушения законов. Показательно в этом смысле противоречащее избирательному законодательству заявление парламентского большинства во главе со Спикером (он же – и.о. Президента) в поддержку кандидата Р. Хаджимба в разгар предвыборной кампании.
5.      В медийном дискурсе ставится знак равенства между «нарушением» Конституции и ее «изменением» с целью оправдания незаконных решений и обвинения оппонентов в противодействии реформам.
6.      В стране нет сильных партий с четко сформулированной платформой. «Образ врага» - главное оружие в арсенале политиков и разного рода «экспертов».
7.      Весьма напряженная избирательная кампания показала, что все политические группы поднаторели в использовании «демократического тезауруса» и овладели технологией подмены тезиса. Иллюстративно доведение до абсурда принципа прозрачности, когда во время экзамена по абхазскому языку для кандидатов в президенты прозвучало требование транслировать ход экзамена на ТВ.
8.      Проводниками, а чаще создателями мифов, становятся те, кого некогда считали представителями независимых СМИ. Усилиями наиболее громковещательной части журналистского сообщества конструируется новая «реальность», в которой граждане Абхазии должны испытывать радость от того, что в Абхазии, наступила «долгожданная свобода». При этом уровень нетерпимости к иному мнению со стороны самих журналистов и явная однобокость освещения ситуации свидетельствуют об обратном.

Тем не менее, выборы состоялись, и общество вздохнуло с облегчением. Сложно сказать, как развивалась бы ситуация, если бы пришлось проводить второй тур. Во всяком случае, на вопрос журналиста в прямом эфире, примет ли оппозиция свое поражение, если проиграет на выборах, кандидат в вице-президенты В. Габния не дал прямого ответа, и это дает повод призадуматься.
Ну а перед новым Президентом стоят сложные задачи. Во-первых, его поддержали слишком разные политические группы, которые будут ожидать от него соответствующих назначений, и жесткая борьба за «кресла» кажется неминуемой. Во-вторых, стремление заручиться надежной поддержкой извне создало ситуацию, когда вопрос суверенитета Абхазии, в незыблемости которого до недавнего времени никто не сомневался, вдруг стал чуть ли не центральным вопросом политической повестки дня. В-третьих, новому Президенту придется решать загнанный в тупик вопрос гражданства этнических мегрелов. В-четвертых, общество действительно ждет перемен, о которых говорил во время избирательной кампании Р. Хаджимба.
Вновь избранный Президент обещает, что будет расследована экономическая деятельность предыдущего руководства с целью выявления возможных нарушений, и это действительно важно для нашего общества. Думаю, важно также, чтобы расследования не ограничились лишь периодом нахождения А. Анкваба во власти, а охватили весь период существования абхазского государства. Кроме того, если параллельно с расследованиями не произойдет «чистка» в собственных рядах, если на ключевые позиции будут назначаться люди, не имеющие репутации профессионалов и непримиримых врагов коррупции, вряд ли можно будет говорить о позитивных изменениях. У Р. Хаджимба есть шанс доказать, что его 10-летняя оппозиционная деятельность была не самоцелью, венцом которой стало президентство. И доказать он это сможет тем, что будет делать конкретные шаги для претворения в жизнь своих предвыборных обещаний – создавать стимулы для экономического развития, улучшать криминогенную ситуацию, бороться с коррупцией и кумовством, осуществлять управленческую реформу и пр. Сегодня именно это способно реально объединить расколотое общество. А без широкой общественной поддержки и участия справиться с решением этих задач будет крайне сложно.


[1] Отмена системы лицензирования некоторых видов экономической деятельности (речь идет о мелком предпринимательстве), на фоне недовольства более крупных и амбициозных бизнесменов, осталась вне поля зрения критиков А. Анкваба.

[2] Баранов Н.А. Политический режим современной России  // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. №8 (35): Общественные и гуманитарные науки: Научный журнал. СПб., 2007. С.54-64.

[3] Помимо неуважительной, враждебной риторики оппонентов, признаком раскола является и наличие строго закрытых (для инакомыслящих) групп в фейсбуке. Напрашивается аналогия с реальными разделительными линиями в Белфасте, хотя в данном случае речь идет о виртуальных заграждениях.